Прошел год. Я по-прежнему работал в Энергетическом институте и должен был заниматься его тематикой. Но все свободное время я посвящал анализу данных, полученных в Антарктиде. Появились первые интересные результаты. Вот тогда-то и удалось показать, что в центральных частях ледяного щита Антарктиды, где толщина льда достигает трех-четырех километров, у дна ледника температура близка к нулю и идет непрерывное таяние льда.

Единственный способ проверить все это - пробурить дыру через четыре километра льда и посмотреть, измерить - что там? Вдвоем с Андреем Капицей, моим другом по зимовке, мы мечтали об этом. Так возник проект подледной автоматической станции, или ПЛАС, - стального цилиндра с атомным нагревателем и запасом кабеля и приборами. Цилиндр должен был погружаться, протаивая лед за счет тепла атомного распада. Кабель, весь запас которого будет находиться в цилиндре, постепенно выходил бы наружу. Станция спускалась бы, как паучок спускается с ветки на паутинке из своего брюшка. Нам неважно было, что скважина выше ПЛАС замерзнет. Ведь кабель, который должна была выпустить за собой ПЛАС, будет неподвижен относительно льда. Но нам не удалось построить такую машину.

А нельзя ли каким-то другим способом определить наличие подледникового таяния в Центральной Антарктиде? Ведь если оно существует, то образующаяся за счет такого таяния вода должна хотя бы в некоторых местах выливаться из-под ледникового щита в окружающие его моря. В некоторых местах Антарктиды углубления подледного ложа так велики, что ее ледниковый покров начинает плавать на заполняющей их воде, которая в виде огромных заливов и подледниковых морей проникает далеко на юг от ледяной крыши, называемой берегом Антарктиды.

Скорее всего пресная талая вода из центральных областей выливается под самые крупные из шельфовых ледников. При этом она смешивается с очень соленой и очень холодной водой подледниковых морей и может сильно влиять на процессы таяния или намерзания под такими ледниками.

И я стал собирать литературу, изучать все, что было связано с таянием и намерзанием под шельфовыми ледниками.

Очень скоро я выяснил, что главным специалистом в этих вопросах является доктор Крери из Соединенных Штатов. То небольшое число данных по этому вопросу, которое в то время имелось, получено им на крупнейшем из шельфовых ледников Земли - леднике Росса. Я еще не знал тогда, что этот ледник сыграет особую роль в моей жизни.

И здесь помогло мне мое авиационное образование и весь ранее накопленный багаж знаний. Я предположил, что процесс теплообмена при таянии или намерзании у нижней поверхности шельфовых ледников, омываемых водами подледниковых морей, идет в общем так же, как и процесс теплообмена при обтекании плит и пластин потоками жидкости и газа в технике. Инженеры уже накопили огромное количество экспериментального материала о таком теплообмене. Какова же была моя радость, когда оказалось, что данные Крери о таянии под ледником Росса подтверждают гипотезу о возможности применения инженерных формул для расчетов возможного таяния или намерзания под шельфовыми ледниками!

Я опубликовал об этом статью, сделал доклад на заседании Междуведомственной комиссии по исследованию Антарктики при Академии наук СССР.

В этом докладе была высказана мысль и о том, что если в центральных областях наземного ледника Антарктиды идет непрерывное таяние льда и часть этой талой воды выдавливается к краям ледникового щита, то эта вода будет

поступать в окружающие моря в тыловых частях шельфовых ледников, у их дна. При этом пресная талая вода, контактируя с охлажденной ниже нуля морской водой, будет быстро намерзать под шельфовыми ледниками вблизи их тыловой линии всплывания.

Доклад понравился. Кто-то даже предложил: а почему бы не послать Зотикова на этот ледник Росса, проверить хотя бы часть из того, что он нам рассказал. У самого края этого ледника расположена главная американская антарктическая станция Мак-Мердо. Ведь мы все равно раз в год посылаем туда советского ученого на зимовку в обмен на американца, которого они присылают к нам.

И вот мне был задан уже прямой вопрос:

- А вы не хотели бы съездить снова в Антарктиду провести зимовку на американской станции Мак-Мердо? Поработать в том районе, о котором вы только что докладывали?

- Конечно, хотел бы, - сказал я. Мысли заметались. Ведь у каждого, кто провел год на этом материке, какими бы словами они ни ругали "проклятую Антарктиду" в середине полярной зимы, остается мечта побывать там снова. Но ехать на зимовку?.. Слишком уж долго, слишком большая цена..

В тот год поездка не удалась. Причины были разные. Одна из них - моя основная научная тематика в лаборатории Энергетического института никак не была связана с Антарктикой, и мне не разрешили ее бросать. Вторая - мысль о том, что поездка на зимовку в Антарктиду снова вырвет из жизни почти два года. Если первая поездка оставляла возможность вернуться к старой работе, то сейчас это было бы уже изменением профессии. Несмотря на то что все свободное время и мысли отдавались мной Антарктике, основная работа, друзья по учебе, научные связи оставались еще в авиации. И все же, когда стало ясно, что моя поездка не состоится, я почувствовал, что потерял что-то очень для себя важное. Ведь мне казалось, что вот позовет труба и ничего не стоит сделать шаг вперед: И снова неведомые страны, интересные исследования. Так просто думать, что сделаешь шаг вперед, когда знаешь, что трубы не будет. А тут - труба-то была...

Когда мне еще через год предложили работу, где можно было целиком заняться изучением термического режима ледников, я согласился. Это был отдел гляциологии Института географии Академии наук. Меня долго мучили сомнения - я ведь инженер. Это уже был серьезный развилок на жизненном пути... Так, начав с романтики, я стал гляциологом не только по любви, но и по профессии.