Впервые я познакомилась с горами, когда мне было три с половиной года: отец взял меня летом в альпинистский лагерь, где работал инструктором. Он не запрещал мне лазить по крутым склонам - при условии, что я буду привязана веревкой. Сначала такое предложение меня страшно оскорбило, и я его с негодованием отвергла, заявив, что не буду ходить на веревке, потому что я - "не коза какая-нибудь". Пришлось отцу повести меня на ближайший учебный склон и показать, что и взрослые люди не стесняются веревки. Пример подействовал, и я дала себя привязать. Однако стремление к свободе осталось на всю жизнь: впоследствии на восхождениях я норовила отвязаться при каждом удобном случае.

В шестнадцать лет я получила третий спортивный разряд, а в девятнадцать - первый. Поработала я и инструктором.

Я считаю, что мне везло в моей альпинистской жизни. Мне, например, всегда везло с партнерами по связке. Все, с кем я совершала сложные восхождения, были прекрасными альпинистами, а по характеру - очень спокойными и сдержанными. Единственным исключением был мой приятель Лисков, никогда не отличавшийся ни спокойствием, ни сдержанностью. Он работал машинистом на железной дороге, и необходимость ездить только по рельсам не позволяла вволю развернуться его широкой натуре, поэтому всю свою нерастраченную энергию Лисков вкладывал в альпинизм. Рамки строгих правил альпинистских лагерей также были для него слишком узкими, что приводило к регулярным конфликтам с начальством, но мне с ним ходилось отлично. И потому, что мы были старыми друзьями (вместе начинали заниматься альпинизмом), и потому, что он неизменно, как само собой разумеющееся, заботился обо мне.

Вообще же в альпинизме (на достаточно высоком уровне, конечно) для сантиментов в адрес женского пола места практически не остается. Если уж женщина попала в группу, идущую на сложное восхождение, она должна работать, как все, иначе она превратится в обузу.

В самом начале моих занятий альпинизмом я в глубине души обижалась, когда мне, единственной девушке в группе, выделялась в качестве общественного груза палатка или - того хуже - примус с канистрой. Когда в рюкзаке примус, начинает невыносимо нести бензином от всех личных вещей, а палатка неудобна тем, что при сворачивании бивуака каждый раз приходится ждать, пока все с комфортом сложат свои рюкзаки (поскольку за стенами палатки чаще всего ветер, холод и темнота), и лишь тогда, стоя на пронизывающем ветру и предварительно выгрузив свои личные вещи прямо на снег, начинаешь поспешно снимать палатку и укладывать собственный рюкзак. К тому же, если несешь продукты, они постепенно съедаются, и рюкзак становится все легче, а палатка может только намокнуть и стать тяжелее. А уж пытаться запихнуть в рюкзак обледенелую палатку...

Эти уроки первых лет не прошли для меня бесследно. Я усвоила основное правило альпинизма ("каждый делает максимум того, что может"), которое мне преподали в такой простой форме и как бы мимоходом, и с тех пор при распределении груза всегда сама вызывалась нести палатку, что обычно не встречало возражений.

Однако нести тяжелый рюкзак - это еще далеко не все, а, вернее, это еще очень мало. Если отбросить "индустриальный альпинизм" - с созданием искусственных точек опоры, который, безусловно, рассчитан только на мужчин, а иметь в виду такой альпинизм, каким он был еще в прошлом веке, то есть ограничивающийся "свободным лазаньем", то теоретически женщины имеют равные шансы с мужчинами. Но только теоретически. На практике же не часто видишь, чтобы женщина, например, шла первой на скальной стене - обычно ей не хватает для этого и роста, и силы рук. Я знаю, такие случаи бывают, но они нетипичны. Правда и то, что далеко не все альпинисты-мужчины способны прокладывать путь, а уж если говорить откровенно, очень немногие из них могут идти первыми на любом восхождении. Впрочем, это не мое открытие, а общеизвестный факт.

Если женщина-альпинистка не может лидировать на восхождениях высшей категории трудности, то во всем остальном ее нагрузка та же, что и у остальных членов группы. Да и как может быть иначе? Ведь все идут по одному и тому же пути, и условия для всех одинаковы. И подчас ощущаешь, что эта рядовая работа на маршруте превращается в явно не женское дело.

Например, во время нашего первовосхождения на Дыхтау с юга, когда мы поднимались по крутому ледовому кулуару, я шла последней, и моя обязанность была выбивать крючья. На первый взгляд, это нетрудная работа: крючья были абалаковские, и надо было лишь вывинчивать их изо льда, используя ледоруб как гаечный ключ. На деле все выглядело иначе. От многократного употребления головки крючьев расплющились и уже не пролезали в отверстие лопатки ледоруба. Крючья невозможно было вывернуть, а надо было каждый крюк вырубать изо льда.

Конечно, где-нибудь на ровном льду ледника, демонстрируя новичкам ледовую технику, я бы такой крюк вырубила в два счета. Но тогда на Дыхтау я хватила с ними горя.

Во-первых, это было уже близко к вершинной башне, значит, что-нибудь под пять тысяч метров, и высота давала себя знать. Во-вторых, рубить приходилось в очень неудобной позе, поскольку кулуар там крутой. В-третьих, мы все уже порядком ослабели от холода и голода: была сильная непогода, наше восхождение затянулось, и с едой у нас было плохо.

Словом, я колола там этот лед уже на пределе (если не за пределом) своих физических сил. Моральных было еще полно, а вот физических - не хватало. И подобные ситуации возникают в горах сплошь и рядом...

Моя жизнь в альпинизме для меня самой заметным образом делится на две части: чисто спортивные восхождения, которые я совершала в альпиниадах и на спортивных сборах, и восхождения, сделанные мной в качестве "инструктора-переводчика", то есть гида при иностранных альпинистах в наших горах.

Не хочу этим сказать, что спортивный уровень во втором случае был ниже (например, с польскими альпинистами я за один день поднялась на пик Щуровского по стене по пути В.Абалакова). Я имею в виду другое: на всех восхождениях с иностранными альпинистами чисто спортивная сторона для меня как бы отступала на второй план, заслонялась разными другими вещами, иногда столь важными, что о самом маршруте я уж и не думала. В этих случаях я не просто лезла в гору, я была на службе и старалась сделать свою работу как можно лучше, а это чаще всего было нелегко.

На этом я и собираюсь закончить - без каких-либо рассуждений на тему "почему люди ходят в горы". Как и все альпинисты, я не люблю говорить об этом, возможно, мы просто не знаем ответа. Горы существуют, и этого достаточно.