13 декабря меня разбудили в 5 утра. Случилось короткое замыкание. Бур удалось вовремя поднять. «Сейчас уже вытаскиваем», — сообщил Имантс и ушел обратно в «футбольный зал». Вскакиваю, бегу к буру. «Короткое замыкание могло быть из-за того, что бур достиг соленого льда», — думал я по пути к нашей палатке.

На стеллаже для кернов лежал еще мокрый, покрытый коркой льда «раненый» бур, с ним уже возился Витя, отсоединял провода, искал причину аварии. Рядом лежал кусочек какого-то странного, жухлого, как бы губчатого керна, грязного от сгоревшей изоляции.

Попробовали на вкус кусочек керна — соленый! Море уже было рядом. Достали новый, запасной бур, тщательно заизолировали все сомнительные места, заполнили спиртом и опустили вниз. И снова сюрприз. Если час назад бур при спуске шлепался о поверхность жидкости в скважине на глубине 65 метров, то в этот раз он ударился о воду на глубине 42 метра. Это значило, что в скважину начала поступать морская вода. Уровень жидкости поднимался до тех пор, пока не установилось гидростатическое равновесие.

Следующий подъем снаряда принес на поверхность лед совершенно иного вида. Он был серый, солоноватый, пронизанный вертикальными полостями, заполненными рассолом. Это могло означать только одно: этот лед образовался в результате намерзания морской воды снизу ледника! Такой же лед был извлечен и при следующих подъемах снаряда.

Весть о том, что мы достигли слоя намерзшего снизу льда, сразу облетела лагерь. Было около 11 утра. Виктор спал после ночной смены, а Юра осторожно потравливал трос, давая буру возможность двигаться вниз. Мы проходили четыреста шестнадцатый метр. По нашим подсчетам, оставалось еще несколько метров. Вдруг Юрий испуганно взглянул на меня:

— Кажется, бур перестал упираться а дно скважины!..

— Юра, спокойнее, спокойнее. Подними бур на полметра, — сказал я. — Теперь опусти на метр. Еще на метр.

Нет, бур по-прежнему не упирался в дно.

— А может?.. — Юра не договорил. В этот момент мы все думали об одном и том же...

— Конечно, Юра, — крикнул я, — давай поднимать скорее! Ура! Мы проткнули ледник! — и побежал будить Виктора. За спиной взвизгнул мотор и застучала мотоциклетная цепь. Юра начал последний подъем. Со всех сторон к «футбольному залу» бежали люди.

Когда наконец снаряд пришел на поверхность, мы увидели, что из трубы торчит цилиндрическая, нет, расходящаяся книзу венчиком друза вертикальных кристаллов. Нижние концы этих кристаллов были словно аккуратно подстрижены, образуя плоский торец. Конец керна вылезал из бура так беззащитно, что Виктор, одной рукой придерживая висящий снаряд, другую подставил под венчик, страшась, что он выпадет из трубы и, превратившись в кучку обломков, исчезнет, как видение. Но чувствовалось, что его пальцы не касаются ледяного торца. Виктор потом говорил: он боялся, что прикосновение руки оставит след на драгоценной друзе кристаллов. Кристаллы эти, без сомнения, представляли собой таинственную, никем никогда

ранее не виданную, нижнюю поверхность шельфового ледника Росса, или крышу подледникового моря Росса.

С великими предосторожностями извлекали мы из бура керн. Оказалось, что дно ледника Росса имеет четко выраженную пупырчатую, как бы вафлеобразную поверхность. Каждый из пупырышков был около полусантиметра длиной и представлял собой конец вертикального кристалла, и кристаллы эти располагались не хаотически, а удивительно точными параллельными рядами.

Виктор с Юрием осторожно упаковали драгоценный кусок льда в пенал, а мы с Джоном пошли писать длинную телеграмму в Вашингтон и в Москву,

Еще месяц продолжались работы по Проекту. Потом Виктор и Юрий улетели в Москву, а я — в США, куда был отправлен и керн.

С тех пор прошло несколько лет. И вот теперь, после тщательной обработки полученных результатов и исследования привезенного керна, можно считать, что ответ на один из главных вопросов Проекта получен. И вот в чем он заключается.

В северной части шельфового ледника Росса, у границы с морем, существует пояс таяния, ширина которого составляет около двухсот километров. Активный теплообмен, а значит и таяние, имеют место в северной части этого пояса. По мере того как вода охлаждается, проходя под ледником на юг, теплообмен становится все меньше и меньше, и, наконец, поток тепла из воды становится достаточным только для компенсации отвода тепла вверх через лед за счет теплопроводности льда. Далее к югу расположена зона намерзания снизу, где интенсивность этого процесса определяется потерями тепла через лед за счет теплопроводности. Теплообмен с водой в этой зоне практически отсутствует. Станция «Джей-Найн» находится как раз в этой зоне. Еще южнее расположена область, где сказывается поступление пресной талой воды под шельфовый ледник из центральных областей Антарктиды и областей поверхностного таяния. Эта вода, смешиваясь с холодной соленой морской водой, замерзает с образованием внутриводного льда. Это и обусловливает намерзание.

Полученные экспериментальные данные об ограниченности пояса подледникового таяния и о намерзании в центральных и тыловых частях ледника позволяют предположить, что в областях намерзания теплообмен между ледником и морем под ним не изменится, а значит, и намерзание не уменьшится, даже при условии существенного повышения температуры воды Мирового океана, вызванного потеплением климата. Более того, при потеплении климата поступление пресной воды под ледник Росса в его тыловых частях за счет таяния сверху увеличится, что приведет к увеличению намерзания снизу вблизи области всплывания ледника. Это позволяет по-новому подойти к построению модели реакции шельфового ледника Росса на изменение климата Земли, е частности на ожидаемое потепление, связанное с антропогенным увеличением ССь в атмосфере. Можно полагать, что такое потепление не только не разрушит шепьфовый ледник Росса, но в некоторых случаях, наоборот, укрепит его основание, сдвинув на север линию его всплывания, А это дает основание пересмотреть вопрос относительно неизбежности повышения уровня Мирового океана в связи с потеплением климата, ожидаемым через 50 — 100 лет.